Экзамен по социализации - Страница 53

Да ему бы пяти минут хватило, чтобы понять, что последняя эмоция, которую способны вызвать к себе Танаевы — это жалость! У меня вскипало раздражение:

— Игорь Михайлович! — я сама испугалась от того, что это прозвучало резко. — Вы просто их не знаете! Мои родители тоже были насторожены в самом начале, но пообщались и все поняли!

— А с твоими родителями я еще об этом поговорю! — взревел он, но быстро взял себя в руки и сбавил тон. — Они просто слишком добрые люди, а в этой жизни нельзя быть бесконечно добрым! Уж поверь, разумный разговор и им откроет глаза! И лучше так, чем когда эта… бедная девочка обворует вашу квартиру или еще что похуже натворит.

Зашкаливающее количество «обоснованного» бреда!

— Зачем ей воровать, если ее брат — богатый человек, а?

— А он ей не брат! Забыла уже?! Ты у нее в голове, что ли, сидишь? И брат ее пока еще не богатый человек, это так, какие-то сбережения. В наследство он сможет вступить только через полгода после смерти этого педофила, ясно?! Может, и нет там никакого наследства? Ты не задавала себе вопрос, зачем они из Москвы приехали сюда и поступили в эту гимназию? Самое логичное — не будет никакого наследства или эти двое ищут иные способы подстраховки. Например, прилепиться к таким вот лохам.

Я захлебнулась воздухом. Треть правды, облеченная в домыслы, уже прочно сидит у него в голове. Почувствовала руку Кости, которую он положил поверх моей, успокаивая. Хотя его ладонь при этом дрожала.

— Пап, может, не стоит кричать на Дашу? — он, видимо, просто попытался свернуть уже очевидно бессмысленный разговор, прикрывая это шаг защитой своей «девушки».

Странно, но Игорь Михайлович тут же смягчился:

— Да-да, прости меня, Даша. Разнервничался ни к месту! Я же просто забочусь о вас, только поэтому вот так… Извини. Давайте уже ешьте, а то голодные сидите. Не будем ссориться!

В тишине раздался тихий хруст со стороны «хозяйки дома», смиренно жующей салатный лист. В голове всплыла ассоциация с верблюдом, с царственным величием перемалывающем траву и с тем же вселенским безразличием смотрящим сквозь бренный мир в никуда.

Я поразмыслила. Этот… человек был уверен в своей правоте на сто процентов, и переубедить его никому не под силу. И ведь Костя сразу предупреждал, чтобы я не спорила, а то хуже будет! Так и случилось. Сам он был раздавлен — если уж на меня такой эффект производил его отец, то ему, выросшему в такой атмосфере, вообще нечего было противопоставить. Я даже подумала, что он крепко пожалел о том, что пригласил меня. Вероятно, посчитал, что мое присутствие сгладит атмосферу, после чего получится нормально поговорить с отцом, но вышло все наоборот. А из тупика выход найти нужно хоть какой-то. Поэтому еще через пару минут, найдя в себе силы улыбнуться, я произнесла:

— Игорь Михайлович, вы, наверное, правы, а мы с Костей об этом даже не задумывались. Если честно, то и мама мне об этом говорила, просто не так… честно. Думаю, мы оба точно больше не захотим с ними общаться, у нас и без них друзей достаточно.

Он, довольный, откинулся на спинку, и теперь в его улыбке не было столько сарказма:

— Сынок, держись за такую девушку — и умная, и красивая. С чего вдруг на тебя такое счастье свалилось?

Сообразительный Костя понял мой ход и добавил:

— Так-то да. Только… Зачем их из гимназии выгонять? Жалко как-то. Ребятам и без того в жизни досталось.

— Договорились, — смилостивился мужчина. В общем-то, ему без разницы было бы до Танаевых, если бы не тесное общение с неблагонадежными друзьями его сына.

Дальше обед протекал под фальшиво-принужденную «легкую» беседу. Возможно, только мама не особо играла в эту беспечность, вдруг начав расспрашивать меня о планах на поступление и других мелочах. В этот момент мне почему-то захотелось ударить кулаком в это безупречно красивое лицо.

Когда мы наконец-то поковырялись и в десерте, Костя сказал:

— Ладно, я пойду Дашу провожу. Можно? — с какой-то едва уловимой злостью.

— Ну что за глупые вопросы, сын? Не можно, а нужно, — ответил отец, а его жена стала уговаривать меня посидеть еще. Я вынуждена была сослаться на невыполненные уроки и еще какую-то чушь.

Едва мы вышли за порог, Костя перестал «делать лицо» и теперь всем своим видом демонстрировал раздражение на границе с отчаяньем.

— Ну что, поняла? — он пнул скамейку, а потом уселся на нее.

Было довольно холодно, чтобы рассиживаться тут, но нам нужно было поговорить.

— Поняла. По крайней мере, в кого ты такой мудак, — ответила я и сразу пожалела, что произнесла это вслух. Решила хотя бы немного сменить тему: — А твоя мама… такая красивая, — но надолго моей дипломатии не хватило: — Она всегда молчит?

Он сплюнул на землю сквозь зубы:

— Если бы ты себе столько подтяжек сделала, то тоже была бы красивая! Да, всегда.

Я не стала реагировать на «комплимент».

— Так что, Белов, он теперь оставит их в покое?

— Не знаю. Надеюсь, что да. И учти, он не поверил ни одному нашему слову. Просто доиграл сцену, — парень зажал нижнюю губу зубами так, что та побелела.

Его надо как-то вывести из этого состояния:

— Ты не думай, что мы их предали или что-то в этом духе! Танаевы поймут. А задачи надо решать не все сразу, а постепенно. Мы сегодня хоть чего-то добились.

Он встал, но что-то в его дерганых жестах говорило о том, что он не считает это победой.